Carina Cockrell–Ferre

Если нужна электронная книга рассказов, это здесь https://books2read.com/u/bWYoZx

(не задано)

(5) — А Валерия сказала хромому Фабию, чтобы запер винный подвал и ключ принес ей, а то, сказала, «скоро допьется твой господин до того, что у него дельфины появятся в имплувиуме», — с потешной точностью изобразив голос и интонацию Валерии Мессалы, ответила девочка.— Ах, маленькая моя лицедейка! — захохотал бывший диктатор Сулла, хлопнув себя по ляжке. — Так и сказала— Так и сказала! А мы с Терцией — но не говори Валерии, а то она ее накажет—в подвал забрались, когда Фабий не видел, и еще вина тебе принесли! — Девочка достала из-за спины небольшой мех. — Я хочу дельфинов в имплувиуме, avo! Пожалуйста, avo!Ее нисколько не смутил хохот деда. — Будет тебе дельфин! А теперь — ну-ка лови! Сулла приподнялся, тяжело, с трудом размахнулся и забросил яблоко далеко в слепящую бликами синь. Девочка, с визгом, прямо в одежде, прыгнула в воду, за ней, чуть поколебавшись — и рабыня. — Никакого страха, научилась плавать раньше, чем ходить! — с нежной гордостью сказал Сулла. Цезарь, наконец, пришел в себя. Чудовище живо. Чудовище счастливо. Глядя сверху вниз на разбухшего до безобразия человека на подушках, Цезарь старался говорить громко и четко, как ораторы на Ростре. —Диктатор Сулла, ты сказал, что готов держать ответ. Я пришел спросить с тебя за твои преступления. Ты не можешь жить, как будто ничего не было! Я хочу, чтобы мертвые римляне приходили к тебе по ночам. Ты превратил великий Рим в комок страха. Я знаю, что два года Тибр тек кровью и вздутыми телами! Ты уничтожил лучших. Чего ты добился? Что ты оставил после себя? Тебя ненавидят и проклинают в Риме тысячи вдов и осиротевшие дети тех, у кого ты отнял все и убил по проскрипциям руками низкой толпы. — Голос его наполнялся возмущением— Тебя проклинают умершие на чужбине, так и не увидевшие перед смертью ни родины, ни близких. Я сужу тебя от их имени. — Он перевел дух— Ты сделал великий народ Рима испуганным стадом, вырвал у него язык, волю. Ты предал Рим, слышишь? Только за это стоило тебя сейчас убить, — Юлий сделал шаг по направлению к Сулле, что можно было издалека счесть угрозой. Сулла остался невозмутим. Испанец, издали внимательно наблюдавший за разговором, поднялся с песка, постоял, но поняв, что вмешательство не требуется, снова вернулся в тень скалы. Он тоже оставил гладиус в доме, но под кожаной кирасой всегда носил кузнецкий нож. —Мальчишкой я боготворил тебя, Сулла, считал равным великому Александру. Мой отец —как хорошо, что он умер, не увидев, что ты сделал с Римом! — мой отец рассказывал мне, как в битве при Орхомене, когда перс Митридат стал теснить твои легионы, ты сам схватил штандарт с орлом и сам бросился в самую гущу битвы с криком: «Солдаты, если вас спросят, где вы бросили своего командира и бежали от варваров…—…отвечайте: при Орхомене!»— подхватил Сулла, они произнесли это одновременно, в унисон. Один— громче, другой— тише. — Ты разбил полчища Митридата, и нет у Рима угрозы с севера! Ты разбил Югурту в Африке, и нет у Рима угрозы с юга. Ты покорил греков и разрушил Афины, но приказал не разрушать Акрополь, потому что он велик не только для греков. Ты не проиграл ни одного сражения. Тебя считали чудом, а ты оказался чудовищем! —Ты забыл добавить: я разбил твоего вероломного дядю, твоего подлого тестя Цинну и уничтожил всех их подельников, и нет у Рима угрозы внутри! Ты закончил? —Нет! Слушай меня и не перебивай! Я пришел получит ответ! Ты наслаждался низостью и страхом людей. Если бы тебя поразила вшивая болезнь, пожирающая твое тело, как верят в Риме, это было бы справедливо. Скажи, почему ты не боишься меня? На что ты надеешься? Ведь сейчас ты никто. Сулла приподнялся на локте, налил из стеклянного кувшина полный кубок вина и пил его, и пил, не отрываясь, пока не осушил. Несколько капель прокатились по трем его подбородкам и оставили красные пятна на белом хитоне, у горла. Пустая чаша стукнула о мрамор стола. Юлий оцепенел, видя, как вперившимся в него глазам Суллы возвращается их жутковатый магнетизм. (5)

(6)—А напрасно ты отказался от моего вина. Напрасно. Ты не убьешь меня ни сейчас, ни когда я отвечу тебе на тот самый главный вопрос, за ответом на который ты пришел! Произнести его или ты сделаешь это сам? —Почему ты оставил власть? Возлежавший Сулла актерски развел руками, подняв к небу глаза: —Вот! Вот он, самый главный вопрос, который тебя измучил. Почему я отдал власть, и более того, как после этого я уцелел? Садись и слушай внимательно!Металл в голосе диктатора не допускал возражений. Цезарь, однако, не подошел к столу Суллы, а опустился на место писца, под оливой. Сулла попытался сесть. Его толстые руки тщетно упирались то в подушки, то в мрамор ложа, но подняться ему не удавалось, он сипло дышал: —Помоги же мне! Цезарь не двигался с места, брезгливо наблюдая эти попытки. Наконец, Сулла сделал рывок и сел. Опустил босые, отекшие ноги на теплый мрамор. Кричали чайки. Успокоив дыхание, Сулла сказал:—Я всегда точно знал, где ты от меня скрывался, что делал, и как жил. Мне так подробно сообщали о твоих делах, что я даже беспокоился, если долго не было донесений. Ты продолжаешь сбривать все волосы на теле из брезгливости и менять сублигакулы дважды в день? На мгновение Юлий выглядел удивленным, потом хлопнул рукой о столик писца и рассмеялся. —Диктатор Рима подкупил моего банщика? Надеюсь, он брал недорого?Сулла усмехнулся двусмысленно. Он хотел добавить: «Знаю я слухи и о твоих амурных делишках с Никомедом Вифинским, за что тебя прозвали «царицей Вифинии», но не сказал: это было слишком рискованным и лишним. —Признáюсь, сначала я хотел тебя прикончить за неповиновение, но потом одумался. Поэтому и дал немного подзаработать на тебе центуриону Фагиту. Он, кстати, живет неподалеку, купил себе устричную ферму, это его устрицы. Я скажу тебе, где его дом, ты можешь удовлетворить свою месть, чтобы не возвращаться в Рим с пустыми руками. Видишь ли, меня всегда интересовала человеческая природа, поэтому я и составил список из уважаемых сенаторов, генералов, квесторов, преторов et cetera, больше ста имен в списке, наверное, сейчас не помню. И все они были из «всадников», из лучших семей. — Каждое слово Суллы звучало четко, как со сцены— Свободные римляне, никогда не знавшие плетки, читавшие по-гречески Платона, Аристотеля: свобода, государство, честь, то да се. Все улетучилось. И у всех ведь были добродетельные, любящие жены—я специально таких выбирал. Так вот, когда я приказал этим достойнейшим мужам развестись под страхом быть внесенными в список проскрипций, знаешь, сколькие из них отказались? В паузу ворвался детский смех, плеск и возня. —Один. Ты. Мальчишка. А достойные мужи подчинились и продолжали мне служить. Никакого сопротивления. Как будто мое самодурство было чем-то неизбежным, как будто их овечье повиновение объяснялось необходимостью государства— Сулла визгливо засмеялся— Вот ты сказал, что это я развратил Рим, а может, это их покорность и непротивление развратили меня? —Ты правил страхом, ничем больше. —Хорошо! —вскричал Сулла раздраженно— Тогда скажи, что заставило забыть о страхе тебя? Неужели дочка Цинны была так хороша в постели? Юлий побледнел, но сдержался:—Видимо, все дело в молоке, Сулла. —В молоке? В каком молоке? —Моя мать, Аурелия, вскармливала нас, детей, сама, не отдавала, как другие, рабыням—кормилицам. Она говорила, с молоком рабыни в римлянина вливается рабство. Я думаю, мать была права. Я думаю, те, кто отдал тебе свое право решать, какую женщину им брать в свою постель, вскормлены были рабынями. Сулла захохотал, хлопнув себя по ляжкам. —Ты и сейчас язвишь! Я был прав. Лучших бычков сохраняют на племя, иначе выродится стадо. Вот мы и подошли к главному. Ты обвинил меня, что я развратил Рим всего за два года проскрипций? Сулла потянулся, отщипнул от виноградной грозди и продолжал, жуя: (6)

(7)—А ты подумал, как это один я мог развратить целый Рим так быстро и бесповоротно? Помнишь Луция Катилину? Так вот, принеся мне голову своего брата, он ополоснул кровь со своих рук в кропильнице Аполлона, при этом разговаривая со мной о приближающемся дожде. Может, и в этом я виноват? И разве это я стоял в очередях на Форуме с мешками и корзинками, в которых были головы их соседей, родственников, знакомых? Разве я опускал в «рот правды» тысячи и тысячи доносов в день? Ты бы видел, ими был завален весь табуларий, писцы сбивались с ног. Подумай и скажи мне, как это мне удалось? Один я — и развратил весь великий народ Рима, а? Как?! —Потому что ты чудовище!—Нет, ну посмотри на меня, какое же я чудовище, обычный человек! Думай, думай! Это еще один из моих уроков. —Уроков? —Да, да! Все вечно повторяют: «великий народ Рима». А почему? Отвечай!(отрывок из сборника) (7)#рассказы2024