В светлом коридоре медицинского центра я дочитывал книжку стихов. Из кабинета доносился голос мамы. Он взлетал и падал, как стриж надводой. Его перебивал кардиолог – мерный и дребезжащий, будто старый лодочныймотор.Носители рыхлой, морщинистой плоти робелиперед тусклыми табличками «СВОБОДНО/ ЗАНЯТО». Они косились на меня и выясняли – в двадцать какой я, но я упражнялся в искусствеотсутствия, улыбаясь и качая головой.Стихи под финал книжки оказались проворны,течение речи увлекало прочь, но очень быстро толкнуло к причалу последнейстраницы.*Из окна тянулась прохлада, гладила по руке. Утонуть бы в ее ласке,раствориться. Окунуться и плавать, как слон, не чувствуя своего веса. Трубитьхоботом, пускать радостный фонтан, смотреть, как оседают золотые блики.Стоит определить верный угол сердца истории, чтобы неразбиваться о скалы, чтобы не насмехались камни. Способов грести – веер. От «сначала» через «как получится» и «как вздумается» к «так ибудет». А верный угол – если писать стихи – всего один, ведь они – документ сердца.*На Рождество двадцать третьего года мама упала в обморок. Скорую ей не вызвали. Мне тоже ничего не сказали. Я узнал обо всем дней черездесять – когда собирал чемодан, набивая его тряпьем и подарочными рисунками котов, которые мама заказала на день рождения. Получил несколько сбивчивыхсообщений. «Извини». Вместе с «извини» в груди скомкалась холодная грязная тряпка тревоги. Затем я провел две недели в аду. Жизнь – это лишний опыт.*Если честно, то я знаю, как определить верный уголсердца. Разворачиваю мысль перед черным глазком камеры. «РАСПАКОВКА СОЗНАНИЯ». Сейчас прижму ладони к щекам и округлю глаза – неужели всё так просто – нужновернуться в ад. И всё.Но зачем? Разве сейчас – не чудесно?Я оставляю воспоминания тлеть, как торфяник, поднимаю пустыню глаз к небу. Выгорело отжары. Над городом кричит чайка, будто ястреб в вестерне. Но стрелять не в кого. Ровно в полдень никто не вернется.Разве что пуля в голове рассказчика могла быуточнить нарратив, хотя, как написала великая Агнесса по иным обстоятельствам:если голову мне прямо сейчасотрубят –я ещё пять минутбуду рассказывать эту историю*А зачем кому-то отправляться в ад?Я лениво потягиваюсь, разминаю плечи. В голове – цари и боги. Выстроим от пыли к пластику.Инанна – выебывалась, а Думузи за ней выгребал. Орфей сЭвридикой, плюс-минус, – тоже ебливая парочка. Мифологический пубертат не рифмуется с текущей ситуацией.Возраст зрелости? Ну, будто я – египтянин… Ра и его космологическийежедневный бэд-трип?Душил подземного питона… И у богов бывает херовая работа, а когда главный – так вообще пиздец. Осирис по кускам мигрировал,несознательно, Исида его собирала. Ну, браком, как говорится, хорошую ве…Одиссей! Узнать свою судьбу. Классический европейский индивидуализм, личность. Хотел понять, как выжить, а встретилмертвую мамку, она грозила кулаком, называла дураком. У Одиссея был стиль. Тепло, конечно, но вопрос неверного пути и правильного ремонтного ритуала. Сама интенция – очень даже. Взять хотя бы Одноглазого. Изачем на дерево полез? В кота решил поиграть? Цена постижения мудрости –смерть, привет циркам инициации. Но, извините меня, воскресать утомительно. Окунись в ад ивынырни другим: плавали, знаем. Но зачем лезть туда снова? Иисус Христос выводил праведников. Собственно, он действительно спускался в ад, он всё знал, написанному сбыться и так далее, у всехостальных так – мифические МФЦ, а тут внатуре вселенский ЖЭК до изобретения банковских приложений. Вот с Поэтом любопытно. Он полез в ад измести. Вы замечали, как много там флорентийцев? Балдёжная комедия, где тут десять звезд влепить на метафизическом Кинопоиске, хотя второй и третий акт, конечно, таксебе… И всё? Ну, видения, Богородица по мукам, но это, опять-таки, как монолог Энкиду – строим посюсторонних.Конечно, лоснится цитатка из Сартра, но намхотя бы на всех – не пятнадцать, ну.Да и был ли вообще ад – адом?#рыбинский_дневник #наблюдения_краба
Оставить комментарий/отзыв