dear moss

••• вверх по течению, да,но не над течением.–блик на стекле оттеняет ударный камень.–жар наполняет собойнезнакомость трав.

Сциентизм десятилетиями пытался всех убедить в онтологической несущественности того, что нельзя измерить — и когда реакционеры дорвались до научных агентств, они запретили что-либо измерять.Две стороны ни в коем случае не одинаково плохи, и сциентизм ни в коем случае не породил реакционеров — но если долгое время заниматься редукцией, можно выяснить что она работает в обе стороны.Заблуждения тоже не повторяются, но рифмуются.

Тихоокеанская сторона.Mamiya 7, 80mm, Portra 400@all.things.counter

Проблема критики в том, что текст, высказывающийся допустим о книге — проясняет критический дискурс вокруг книги, но не саму книгу.Именно поэтому говорят, что поэт, пишущий о других поэтах, пишет о себе самом. Это плохая формулировка: было бы ошибкой сказать, что Олсон, пытаясь отбиться от Элиота, сам является неким чуланным Элиотом. Как модели, и “Anxiety of Influence”, и “Tradition and the Individual Talent” в равной степени неполны.Олсон, пытаясь отбиться от Элиота, всё равно пишет в мире, где Элиот как бы произошел. Это не плохо. Ларкин и Грейвз, напротив, писали в мире, где Элиот как бы произошел, но как если бы его не произошло. Это вышло намного хуже.Олсон, пытаясь отбиться от Элиота, просто себя этим выдаёт — и он не может выдать Элиота больше, чем Элиота уже выдал сам Элиот.И так далее. Авторы не говорят о себе, говоря о других — но это то, как эти высказывания прочитываются. Тогда как утверждения о самих книгах скапливаются в линимальных пространствах промеж них.Книги тем временем сохраняют свою герметичность. Если рассматривать критику картой некоей территории — она работает скорее как mappa mundi.

(не задано)