"Зима добралась и до нас и укутала бетонно-асфальтные пейзажи снегом. Когда видишь, как 15 взрослых мужиков играют в снежки, приходится напоминать себе, что ты на строгом режиме в тюрьме. А потом прилетает в тебя, ты забиваешь на все и лезешь ладонью в сугроб. Плац для картотечной проверки покрылся равномерным слоем льда толщиной ~2 см, хоть сейчас отшлифуй и хватайся за клюшку. Кто-то уже считает синяки от неудачных покатушек. Мне пока везет, еще ни одного!"Перебираю буквы в который раз: расписаться безумно сложно, каждое письмо вываливается нелепым комом вместе с кашлем и через "надо". С уходом маримача и уличного активизма пропали и поводы к публичной репрезентации, за ними - потребность говорить вообще. За потребностью - и навык. Осталось "надо". И еще немного "жаль, что мы так легко теряем людей".Наверное, именно эта хрупкость связей, кажущихся незыблемыми, и финальная тотальность одиночества среди своих стали одной из причин того, что в этом декабре маримачу не стукнуло 10. Сказка про общность не получилась. Но мне все еще страшно от того, как просто мы расстаемся с тем, что казалось важным. В бесконечной суете бытовухи или ступоре от новостной повестки, в тумане эскапизма или пузыре эмиграции, в вечном "завтра" и никогда не наступающем "потом". Каждый прячется, как умеет. Мы называем друг друга братьями, сестрами или любимыми и раз за разом остаемся одни: мы забываем, нас забывают. Не случается "по чашке кофе", месяцами не приходят письма. Нам некого ждать и не на кого опереться: за спиной - тень кого-то когда-то отложенного.Здесь - на условной свободе - прятаться проще, чем за решеткой.Информационная вата в ушах, глазах и во рту - против повторяющегося день за днем дня внутри режима. Письма - то немногое, что связывает заключенных с миром. Та хрупкость, которую вы можете сохранить.Я знаю, как сложно бывает говорить. Но прошу - попробуйте. Сейчас, "потом" - почти синоним "никогда".И - не забывайте не только политзеков.
Оставить комментарий/отзыв