Татьяна потопталась в нерешительности, потом всё-таки несмело присела на краешек деревянной скамейки. Виталька тут же отвернулся и, усердно сопя, стал ковырять пальцем крашеную доску. Татьяна видела теперь только его вихрастый затылок и оттопыренный завиток ушной раковины, красной, как пионерский галстук. Ох, надо же, она даже знает, что такое «пионерский галстук».— Виталя, ну не обижайся. Я, не подумав, сказала… — она протянула руку к его плечу, но уронила её, не дотронувшись.— А ты думай в следующий раз! — Виталик, угадав её движение, вредно дёрнул плечом. Не почувствовав на нём ожидаемой руки, оглянулся на Таню. Она, опустив глаза, расправляла на коленях складки своей белоснежной сияющей мантии.— В следующий? — задумчиво спросила она. — Думаешь, будет он, этот следующий? Ей ведь уже тридцать шесть лет.— Ой, да не хочу я знать, сколько ей лет, — Виталька снова разозлился. — Я вообще ничего не хочу о ней знать!— Ну, ладно, ладно… — Таня примирительно погладила его по спине. От её ладони во все стороны потекли тёплые волны нежности и умиротворения, но Виталик и не думал успокаиваться.— Таня! — он сбросил её руку со спины и стремительно повернулся. В его глазах стояли слёзы! — Как ты можешь?! Танечка, неужели тебе совсем не больно?! Разве ты не задаёшься вопросом: чем я хуже?! Почему не я?!Татьяна смотрела на своего младшего братишку со смешанным чувством жалости, страха и горького отчаяния. За свои четырнадцать лет он так и не смирился, что та женщина, которую Таня про себя, несмотря ни на что, всё-таки зовёт мамой, не решилась их родить. Точнее, решила их не рожать. Их и ещё Аришку с Артёмом, семилетних двойняшек, красивых и застенчивых, с румяными щёчками и золотистыми кудряшками — истинных ангелочков. Не то, что Виталька — рыжий, весь в веснушках, уши торчат, бровей как будто и нет: ну, что это за ангел? А сама Таня? Тоже хороша — долгоногая верзила с прямыми, жёсткими, как щётка, чёрными волосами, и тонкими бескровными губами. Хотя, откуда ей взяться, крови-то? Они же, губы эти, бесплотные, как и все четверо не рождённых детей Светловой Марины, бухгалтера по профессии, тридцати шести лет от роду. Не родившая их мама.— Понимаешь… — осторожно начала Таня, как бы ненароком ласково взяв Виталика за руку. — Я ведь уже взрослая… почти. И к тому же должна была быть женщиной. Вот… И я её… понимаю, как… ну, как женщина — женщину. В общем, я могу её простить. И ты должен…— Я?! — Виталик был поражён. — Я должен?! Я ещё что-то остался должен?!Таня огорчённо вздохнула, поняв, что вновь сболтнула лишнее: брат снова завёлся! Виталик вырвал руку и прижал к своей груди.— Я ничего не должен, — всхлипнул он почти по-настоящему, — и ты не должна. А тем более, Ариша с Тёмой не должны. Ты помнишь их? Какие они были?!— Да… — Таня помертвела лицом и опасливо оглянулась на малышей: не слышат ли? Они не слышали, они сидели на соседней скамеечке, крепко держась за руки, и разглядывали прохожих, которые их, разумеется, не видели. Это был первый выход малышей на землю, Таня обещала показать им много интересного, но потом — когда старшие сестра с братом закончат все важные дела. Поэтому Арина и Артём сидели смирно и не капризничали, как и подобает настоящим светлым ангелам.— В этом случае я действительно могла бы её осудить, но… нам ведь нельзя… —Татьяна, ища согласия, заглянула в глаза братишки. — Ты не забыл, кто мы? Нам нельзя испытывать… те чувства, о которых ты говоришь.— Вот именно — нам нельзя. А я не хочу — нам! Я хотел родиться и быть человеком. Мочить пелёнки, агукать, первые шаги, первые зубы… Футбол с мальчишками, коньки зимой… Первая любовь, букетик подснежников… — Виталька быстро вытер глаза. Ладонь осталась сухой. — А вместо этого меня восьминедельным комком мяса швырнули в таз с кровавым месивом, потом отделили душу от плоти и заставили жить так, как мы живём: всячески оберегая ту, которая нас убила! Убила нас всех! — кричал он сестре в лицо, но Татьяна смотрела кротко и слушала молча.✍️Привет! Я вернулась 🤷♀️ И решила познакомить вас со своим творчеством.Интересно? ПРОДОЛЖЕНИЕ ТАМ 👇
Оставить комментарий/отзыв