Манюшес. Жизнь, не только моя

- 400 рублей. Разве это деньги? Что на них сейчас купишь?Он был прав, конечно, этот лавочник. Тем не менее, умножая килограмм красной смородины на специи, сахар, баночки, не считая комуналки и моей работы, я понимаю, что мне практически бессмысленно варить соусы. Только не надо говорить «тебе же это нравится» – устала слушать. Замечу лишь, что за десять лет, что я готовлю, цена килограмма смородины выросла в пять раз. Удивляет ли меня это? Нет. Ведь фотография на документы в этом году стоит в шесть раз больше. Да-да, минуты за три компьютерной работы. Это даже не смородину собирать (я, кстати, понимаю, почему во многих странах сельское хозяйство на госдотации – иначе бессмысленно. Зато цены растут не с космической скоростью)400 рублей – копейки, учитывая, что за отпуск люди платят примерно сто тысяч за неделю. То есть примерно полмиллиона за две недели втроем. Это средняя цена. Последнее время я остро стала переживать раздвоение сознания: с одной стороны больше ничего не кажется дорогим, с другой – дорого вообще все. Поэтому в отчаянии люди бесконечно берут кредиты и запутываются в них. Отчаяние – слово моего современного лексикона. Я не раз слышала и читала, что о деньгах как о вторичном не очень прилично говорить. И только на прошлой неделе выяснилось, что (по большей части) я слышала это от людей, умеющих зарабатывать достаточно, чтобы не заботиться об этом самом вторичном. Остальные в отчаянии молчат. И снова берут кредиты.

Три года назад я прочла Герхарда Терстегена: «Да, мы готовы участвовать в Христовых страданиях (1Пет. 4:13), но как герои. Наши страдания должны быть высоки, достойны, общепризнанны, ясны и понятны, не неожиданны и совсем не мучительны. Мы хотим нести крест, но вовсе не тот, который нам дается. Мы не против претерпевать всяческие скорби, за исключением тех, которые у нас есть». И рассуждала о тягостной правдивости его слов.Сегодня христианизированное человечество не готово «участвовать в Христовых страданиях (1Пет. 4:13)» даже как герои. Не надо объяснять, почему. Я и сама слету придумаю несколько причин. Вот и переобулись

Философия воскресенья#филосовияутраФото (с) Игорь Гелла

Посмотрела половину фильма «Валентин и Валентина» и решила написать давно просившийся пост-жалобу о моем поколении, зажатом между двумя жесткими до жестокости (военно-послевоенным родительским и детским, сегодняшним «снежинкам»). А потом посмотрела «F1» с Бредом Питтом и передумала жалеть себя. Фильм не столько о гонщике, которого все гнобят за поношенные годы и внутреннюю свободу, но и о самом актере моего возраста. Отечный после плохой ночи, с морщинами, с видавшими виды взглядом, сам Бред и его Сонни Хейс совершили невозможное – они дали шанс на жизнь. Надо упомянуть великолепного Бардема. К сожалению, восприятию его мешал тот факт, что на эту роль буквально просился Антонио Бандеррас. Его формат. Но и милейший Бардем справился. И только очнувшись я вспомнила, что не было никаких сдерживающих кинопроцесс рамок – обязательного процента других национальностей, большого числа умных, молодых, модельной внешности женщин, презрительно унижающих мужчин, нездоровых людей. Словом, всего того, из-за чего кино этой страны смотреть было практически невозможноОтветственность за этот шедевр и новый виток моей жизни несут гениальный Брукхаймер в роли представителя «Золотого века Голливуда» - выдающий то построение фильма, которого от него ждешь, но сердце все равно замирает. И скупая мужская слеза катится в финале. Неслучайно появился и режиссер Косинки. Он автор проекта космического масштаба «Трон: Наследие».За ювелирную точеность сюжета отвечает сценарист трех «Трансформеров» Эрви Крюгер. Оператор фильма «F1» - герой вечной драмы Дэвида Финчера «Загадочная история Бенджамина Баттона» Клаудио Миранда И… с первых тактов узнаваемая музыка бессмертного Ханса Циммера.

(не задано)