С Молдаванки на Таганку

Мы поём в переходах, нам двадцать, мы дразним смерть. Называем любовью похоть, чадим травой. Мы беснуемся так, что трясётся земная твердь. Мы не дружим ни с кем, а особенно с головой. От похмелья в затылке отбойные молотки, на измятой постели - следы безымянных тел. Мы до звона пустые, но думаем, что легки. Мы команда подонков и лузеров, шлюх и стерв. Поделись сигаретой, достань из распухших губ. Ты такая смешная в позёрской своей тоске. Всё вокруг бесполезно и глупо, но все бегут к своей смерти упрямо, как в притче о мотыльке. И дерьмо ведь случается - люди такая дрянь, их надежда горит, даже если сломалась ТЭЦ. Проводи меня к чёрту, и голой постой в дверях. Мы счастливые твари, живущие без сердец. Проторённой дорожкой от койки в дешевый паб, я иду, притворяясь осмысленно-деловым. Бестолковая молодость, праздная, как наваб, волочится за мной по напудренным мостовым. II Я пою над могилой. Мне сорок. Я видел смерть. Все мои друзья превратились в табачный дым. Танки так тяжелы, что трясётся земная твердь, где-то там на востоке, а нам же - болеть иным. Нам болеть от того, что родителей ждут гробы, что от боли не спирт спасает, а трамадол. От того, что любовь превратилась в рутинный быт, в отупляющий путь от рабочего кресла в молл. Не гореть нам в Аду, не тонуть нам в реке Коцит, все дороги ведут в беспросветное Никуда. Проводи меня к чёрту, но всё-таки сделай вид, что осталась ещё хоть искра под грудой льда. Что осталась ещё возможность найти слова, отложив на секунду грядущий уже конец. Нам доступен лишь сон и тяжёлая голова. Мы несчастные твари, прожившие без сердец. Всё, что было привычным: от дедовых сигарет до сухих васильков, замурованных в словаре, стало ценным настолько, что сил удержаться нет, на потёртом паркете, на битуме, на Земле. Всё, чего я хотел бы - вернуться на тридцать лет, отряхнуться от пепла, очиститься от дерьма, и с ребяческим пылом тому себе дать обет, что меня никогда, ни за что не погло‌тит тьма...(С) Джио Россо

Вообще конечно высаживаться лучше всего с моря. В юности занимался яхтенным спортом и помню какое классное ощущение - спрыгивать с носа яхты прямо на пляж. Держишься за леера пока рулевой ведет ее на берег, и как только нос заскрежетал об ракушки спрыгивает на песок и бежишь со швартовым концом вперёд и тянешь катамаран повыше. Есть в этом что-то античное! Чувствуешь себя эпическим героем приплывшим для покорения новых стран. Наступать от террикона до террикона или там брести по лесу совершенно не то, конечно

Задумался, почему не люблю праздновать день рождения и уезжаю почти каждый раз куда угодно, только чтоб избежать застолья и поздравлений. И понял. В нашем детстве день рождения считался семейным праздником. Собирались в основном взрослые. Дети приходили чаще всего с родителями, а потом развлекались в отдельной комнате. Но в целом такое празднование как сейчас - детские столы, игровые центры, конкурсы - появилось попозже. И вот ты стоишь маленький, приходят взрослые, тебя целуют губами с помадой, колючими усами, а потом садятся за советский стол с узнаваемым перечнем блюд. Воспринималось это как обязаловка. Как-будто ты взрослым что-то должен. Ну так было тогда принято. Не только на моем дне рождения, а у всех. И вот с наступлением сознательного возраста я и стал сбегать 25-го января от обязаловки. А потом превратил это в традицию. Но меня все равно время от времени пытаются затащить за стол)

35 - тяжёлый возраст. Если ты хоть минимального успеха добился к тридцати, а потом решил, что дальше будет только наверх. Но именно в этот момент можно потерять все. Лично я в 35 потерял все. Наверное не так много было, но потерял это все. Потом тогда тоже часто не хотелось жить. Ещё недавно ты гуляешь по родному городу и к тебе прохожие подходят поздороваться, а потом раз - и ты никто, без денег, без документов, в другой стране, без близких. К счастью в 37 меня позвали в Сирию. Там происходящее вокруг отвлекло от самоедства. И получилось начать заново. Может и Егора надо было увезти куда-нибудь начинать заново?

После избирательной реформы выборы 2010 года проходили по смешанной системе. Это значит, что из 120 будущих членов совета половина проходила от партий типа Регионов, БЮТ, нашей Родины, а половина от разных районов города. Прошедшего по партийному списку могли в случае чего отозвать. А мажоритарщик, избранный жителями округа, чувствовал себя намного более самостоятельным. Я пошел от района на Молдаванке, где на тот момент жил сам. Что из себя представляла Молдаванка? Это район недалеко от центра города, но совсем не престижный. Рассыпающиеся двухэтажные дома с дворами внутри. Те самые дворики, завешанные бельем, которые снимают в кино про старую Одессу. Криминальный флёр немного выветрился, но колорит остался: наркоманы, алкоголики языкатые бабы цыганской наружности, постаревшие гопники с кучей детей. Все эти люди имели особенный шарм, и чувство взаимной поддержки. Помню, приехал я как-то на машине пьяный с соседней улицы. Утром звонит владелец шиномонтажа: - Игорень, ты на спущенном колесе приехал. Может диск убил. Сейчас малые придут, дай им ключ от машины. Пришли два пацана с домкратом, забрали ключ, сняли колесо и укатили. Там все сделали и поставили на машину. Вечером я спустился свеженький и отблагодарил пацанов. Дом мой располагался на самом краю Молдаванки. Напротив Чумкина горка, где много лет назад хоронили умерших от эпидемии чумы. С другой стороны Преображенский парк на месте снесенного в советское время Первого христианского кладбища - дореволюционный пантеон. А за ним Зоопарк. Иногда весь район слышал, как ревут рожающие львицы. Или бывало идёшь ночью выпивший через парк-кладбище и в непроглядной темноте рычат львы. В моем доме когда был парадный вход. Но после революции из него сделали дополнительную квартиру, а входили через черный ход сзади. Черный он был во всех смыслах. Это огромная черная дыра в катакомбы, по стене которой винтом поднималась железная лестница. От одного вида моей парадной (так называют в Одессе подъезд) гости пугались. Мне самому каждый раз было стрёмно заходить - в кино в таких местах обычно гангстеры расстреливают людей. Внутри квартира была довольно уютная. Если б я курил, то ходил бы на большой увитый виноградом балкон. А так я ходил по балкону в соседскую квартиру делать шашлыки и рвал пыльный виноград. Не могу передать насколько я был в ней счастлив. Одинокая жизнь в этой квартире была очень продуктивной. Там я постоянно что-то придумывал, например, целый политический телеканал, там я отдыхал после скандальных политических акций, там я собирал выборный штаб. Спустя десяток лет я поселился в старом доме на Таганке и почувствовал такой же творческий подъем одинокой жизни.