Вот казалось бы: есть два события, оба тяжёлые. Однако одно из них оставляет в человеке отпечаток травмы, а другое нет. Почему так? Какой вес должно иметь событие, чтобы травмировать? Есть ли какие-то критерии?Например.Меня не травмировала смерть отца и бабушки. Это были лютейшие стресс и ужас, которых не пожелаешь даже врагу, но со временем они худо-бедно рассасывались, и новое положение дел встраивалось в картину мира, пусть и с громким скрипом. Но при этом бабушкина болезнь и вскрывшиеся после смерти подробности отцовской жизни задели что-то очень важное в моей внутренней структуре. С тех пор и по сей день этот её участок ощущается выжженным, облучённым радиацией, спрятанным под изоляционным куполом.Ещё меня ничуть не травмировали эпизоды рукоприкладства и насилия от некоторых бывших. Хотя нападение со стороны того, кто должен был защищать — довольно весомый фактор травмы, это не мой случай. Мой случай — вот уже много лет ощущать странную, невыразимую внутреннюю мутацию, что-то неправильное, парадоксальное, тянущее подвальной сыростью, сбивающее настройки понимания человеческих отношений. И фонить оно начало вскоре после того, как я обнаружила, что тот, кто клялся мне в любви, параллельно нашёл ещё один объект подобных клятв.Перипетии взрослой жизни тоже не травмировали, просто помотали. В каких-то моментах было абсолютно проклято, но это жизнь, куда деваться. Ядро личности осталось целым. А вот нахождение под колпаком гиперконтроля в детстве перекроило так, что я до сих пор толком не умею в близкую дистанцию и нахождение в общем пространстве, очень ревностно отношусь к собственной территории, как будто её могут в любой момент отнять.Вроде бы веса у событий плюс-минус равноценны, с погрешностями. Но при этом что-то удалось интегрировать в свою историю, а что-то так и осталось внутренней запретной зоной, где ничего не растёт. Зловещей и отчуждённой, куда никому нет хода, где нет движения.Никому нет хода...Нет движения...А ведь и правда.Смерть близких мне удавалось обсудить во всех допустимых деталях. Кроме того, в эти моменты я была занята устройством похорон, то есть влияла на событие по мере сил, не замирала. То, что с ними происходило незадолго до конца, ни с кем обсудить не удалось. Невысказанное застряло внутри. Даже когда мне предлагали помощь, оно парализовало голосовые связки, и я молчала. И бездействовала — ничего тут уже не поделать.Херовое отношение бывших было разобрано на молекулы в диалогах с подругами, а позже и в терапии. Не говоря уже о том, что эти эпизоды подтолкнули меня бодренько давать по съёбам из отношений. Что касаемо измены — мне внушили что я сама виновата. Посему надлежало молчать, чтобы «себе же не сделать хуже». Молчать и сидеть на жопе ровно, я же не хочу проблем, верно?Мне есть с кем обсудить грустные взрослые дела. Но в детстве у меня не было собеседников. Всё, что было доступно — мечтать, что однажды у меня будет свой дом, где будет всё, как я сама захочу.Выходит так: травмирующим стал опыт...☹️ который не получилось ни с кем разделить;☹️ в процессе проживания которого не удавалось влиять на реальность.А что насчёт событий, для которых нашлись сочувствующие наблюдатели, вовлечённые в диалог?Внимание этих людей растянулось целой сетью, которая приняла на себя тяжёлый вес стрессового опыта. Благодаря этому он оказался равномерно распределён между несколькими узлами внимания, а не свалился на один-единственный, ослепляя, парализуя, перегружая системы и выбивая пробки.Будучи разделённым и увиденным с разных ракурсов, он не стал помехой к действию, что позволило раненному участку личности не залипать, а двигаться под сторонними взглядами, делать выборы и через это исцеляться. Стресс остался стрессом, а он имеет свойство проходить.Наблюдать тяжёлый опыт значит не дать ему схлопнуться в чёрную дыру запредельной плотности и застыть во времени. Внимание — сила, однако в то же время важно не полагаться чрезмерно на свидетелей, так как ожидание спасителя (и ожидания от спасителя) парализуют способность действовать и наблюдать самому.#Дизордер
Оставить комментарий/отзыв