Прекрасен наш предлог!

Один из наших инязовских преподавателей как-то решил приобщить нас к искусству синхронного киноперевода. Перед началом он сделал очень странное предупреждение: — Переводить надо только реплики. Иногда еще надписи, но здесь — только реплики. Мы были весьма озадачены. Ясное дело, только реплики, а что еще там переводить? Они говорят — мы переводим; это и есть синхрон, разве нет?В кабине смысл предупреждения вдруг стал понятен. Переводить реплики было непросто — они были быстрые, в формате диалога, с игрой слов. Зато всё время тянуло «озвучить» действия персонажей. «Он открывает дверь». «Она берет со стола чашку». В общем, внезапно появился соблазн вместо синхронного перевода устроить тифлокомментарий — как для слепых и слабовидящих. Преподаватель, загадочно улыбаясь, сообщил, что так бывает.С тех пор утекло немало воды. Всяческих видеороликов за это время было переведено немало; странные симптомы, вроде, больше не повторялись. И тут я услышала отголоски в исполнении одного из переводчиков.Докладчик: Do you see my slides?Синхронист: Вы видите мою презентацию?Докладчик оборачивается и упирается взглядом в пустой экран, в который таращится весь зал. Молчит.Синхронист: Нет, не видите…Зачем? Откуда такое рвение перевести несказанное? В моменте я сразу вспомнила, что слышу такое от коллег не впервые, да и сама иногда испытываю позыв отсинхронить мысли докладчика, которые — что уж там скрывать! — мне абсолютно неизвестны. И даже если мысль считывается по непроизвольному движению губ или написана аршинными буквами на лбу — докладчик же принял решение оставить ее при себе, а босс тут он. Объяснения этому явлению у меня нет. Но вдруг среди наших подписчиков найдутся специалисты, знакомые с таким мозговым багом?А рецепт я знаю только один: помнить о том, что за каждое рожденное тобой слово, не достигшее совершеннолетия, отвечать тебе.

P. S. Кстати, если вы хоть сколько-то знаете французский, то можете вместе со мной порадоваться тому, что слово «poubelle», которое означает «мусорный бак» / «мусорное ведро», тоже когда-то было именем собственным. В буквальном смысле: так звали одного парижского префекта, который занялся проблемой городского мусора и обязал горожан выбрасывать мусор исключительно в положенном месте — в специально установленные баки. Благодарные современники эти мусорки в честь него и прозвали — увековечили, так сказать, для потомков. Эх, милый Eugène Poubelle, парижанам, судя по последним репортажам, тебя опять очень не хватает.

Пятиминутка относительно бесполезной, но занятной информации Ни для кого, наверное, не новость, что язык любит взять какое-нибудь имя собственное и превратить его в нарицательное, потому что ему, языку, эдак удобнее. По-умному этот процесс называется «антономазия», а сами эти слова, с которыми так сурово обошлись, — «эпонимы». В современной реальности чаще всего это происходит с названиями каких-нибудь брендов: никто уже не вспомнит, что, например, «джакузи» — это вообще-то изначально название американской фирмы по производству гидромассажных ванн. Все языки радостно схватили новое красивое слово и стали им называть все ванны с такой функцией, не обращая внимания на производителя (потому что «джакузи» звучит коротко и звонко, а выговаривать «гидромассажная ванна» — дурных нема). Но когда такое заимствование происходит в большинстве языков параллельно, то и бог бы с ним: не было штуки, пришел изобретатель новой штуки и запатентовал ее имя, штука прижилась, ее название записали в словари с маленькой буквы и забыли, откуда эта фиговина родом и кому мы ею обязаны. Интереснее бывает, когда в каких-то странах этот процесс происходит, а в каких-то — нет. Вот тогда появляются ложные друзья переводчика и прочий ступор: слово ж английское, почему эти англоязычные люди вокруг не понимают и таращат глаза. Интернет полон историй о том, как русские люди требовали «скотч» в американском канцелярском магазине, а их отправляли в бар: мы заимствовали себе одно название торговой марки (Scotch Tape), а американцы — другое (Duct Tape), и всё, коммуникация не состоялась. Примерно та же история с кедами, про которые на их родине уже мало кто помнит, что была такая марка обуви. В США их, скорее, назовут Converse. Или вот мы узурпировали памперсы и тампаксы, потому что кто к нам на рынок первый пришел, тот и ассоциируется навеки с этой продукцией, а в других странах ассортимент изначально был побогаче, и там этого не произошло. Зато у них словом «Kleenex» частенько обозначаются любые тонкие бумажные салфетки: если кто в слезах и/или соплях, ему непременно предлагают «Клинекс», а у нас — водку с перцем и бальзам «Звездочка». Бытовая техника Kärcher у нас вроде в ходу, но не настолько, чтоб символизировать собой всю уборку на свете. А в немецком для этого даже есть специальный глагол: «abkärchern» — мыть что-то под сильным напором воды. Как «погуглить», только «откэрхерить», простите за мой немецкий. А еще интереснее, когда ты куда-то приехал, а там есть свои, прости Господи, эпонимы, которые местные знают, а ты не опознаёшь, хотя язык, вроде бы, учил. В Австрии клей-карандаш все называют только «Uhu», пресловутый скотч — «Tixo», а гигиеническую помаду — «Labello». И выкручивайся как знаешь, если тебе что-то из этого понадобилось. А у французов, например, есть boules Quiès вместо берушей и Opinel для обозначения складного ножа. Я, кстати, в наивности своей думала, что это же так здорово для компании-производителя, когда твоя продукция становится именем нарицательным, бесплатная реклама нон-стоп. Оказалось, всё совсем наоборот, и ряд компаний судится, пытаясь противостоять языковой экспансии. Например, компания Xerox и производитель стикеров Post-It очень не хотят, чтобы название их бренда превратилось в словарную статью: если процесс выходит из-под контроля, торговая марка рискует потерять права на это самое название. Убытки колоссальные: получается, в результате ты производишь памперсы под названием «Памперсы», а конкуренты — памперсы «Хаггис» или там «Ромашкус бегемотикус». Посмотрите, что получилось с вазелином, линолеумом, унитазом и аспирином, которые тоже когда-то были брендами. И где они сейчас? (Правильный ответ: везде, но тем, кто их придумал, радости от этого мало.)

Одна из самых больших сложностей для устного переводчика — акценты. Это бич многих языков, используемых сразу в нескольких странах: например, канадский французский звучит совсем не так, как французский французский, которому учат в школе и институте, а австрийский немецкий отличается от того, на котором говорят в Германии. Но хуже всех, пожалуй, приходится переводчикам с английским. Сложности с пониманием возникают даже в рамках одной страны. Классика жанра — безусловно, шотландцы. Впрочем, на одной конференции я столкнулась и с таким явлением: всякий раз, когда слово брал техасец, его соотечественник из Нью-Йорка, немного знавший польский, слушал наш перевод… на русский. Утверждал, что это гораздо понятнее его родного языка в исполнении южанина.Однако главная беда в том, что большинство людей, говорящих на английском, не являются его носителями. Работая на мероприятиях АТЭС, где всё общение, как правило, происходит на языке Шекспира (а перевод на русский просто пишется для архива), мы имели возможность насладиться огромным разнообразием акцентов Азиатско-Тихоокеанского региона. Говорит, например, китаец «training» («обучение»), а слышится «chaining» («заковывание в цепи»). Японцы вместо «л» произносят «р», поэтому весьма распространенное в любом бюрократическом аппарате слово «election» («избрание») вызывает с трудом сдерживаемые смешки. Мы даже составляли рейтинги самых трудных для понимания акцентов. Причем в какой-то момент я поняла: русские у нас не попадают на эту доску позора лишь потому, что они наши соотечественники. Нет, это не квасной патриотизм, просто к их английскому мы привыкли и научились его понимать. А вот слушателям, скорее всего, приходится нелегко! Будь мы объективнее, одна из русскоязычных участниц вполне могла бы претендовать на наш символический «приз гнутой вилки». Английского она явно не знала вообще, а в командировку очень хотелось. Вот она и перевела свой весьма тяжеловесный русский текст на английский гуглтранслейтом и попросила кого-то записать ей его русскими буквами. Ну, и читала как могла. А самое страшное началось, когда модератор сигнализировал ей, что время вышло. Как, увы, большинство докладчиков, вместо того чтобы завершить выступление заранее заготовленной фразой или хотя бы очень коротко изложить всё, что не уместилось в доклад, дама просто начала читать оставшийся текст в два раза быстрее. И в спешке пропускала даже не слова — строчки! То есть зачитывала начало одного предложения (или даже слóва!), а конец — уже другого. Для нее это были просто буквы. А для аудитории — бессмыслица…Впрочем, в итоге мы сошлись на том, что пальма первенства в области неразборчивости по праву принадлежит вьетнамцам. Причем это касается любого языка (возможно, за исключением их родного, но вьетнамского я не знаю и оценить не в состоянии). Что на английском, что на русском большинство встречавшихся мне жителей Земли Синего Дракона говорят очень непонятно… Как-то раз, когда на одной серьезной конференции слово взял вьетнамец, мне позвонил разгневанный организатор:— Почему не идет перевод на русский? — гремел он.— Потому что докладчик выступает на русском, — пожала плечами я.— Вы издеваетесь надо мной? — заорал организатор.Вместо ответа я просто стала синхронно «переводить» ему в трубку вьетнамский русский на удобоваримый. Он потрясенно замолчал, а потом попросил:— Пожалуйста, повторяйте за ним в русский канал. Это же невозможно разобрать!Возможно или нет, а переводчику деваться некуда — приходится как-то понимать всех, даже если во рту у них манная каша с комочками, горячая картошка и просроченные ириски…

Тут случилось забавное продолжение истории про ИИ, который не смог. Пока я пыталась добиться от нового то ли врага, то ли друга рода человеческого переводческой смекалки (спойлер: тщетно), моя сестрица на чужбине решила его задействовать в качестве дидактического пособия. К сожалению, когда новоиспеченная мамочка выписывается из роддома вместе с вопящим свертком, никто не вручает ей навыки преподавания русского языка и розги. И не предупреждает, что в один прекрасный день из этого свертка вылупится восьмилетний юноша, который родную русскую речь начнет замещать немецкой, потому что «в Китае и сам император китаец, и все его подданные китайцы», а в Австрии, соответственно, почти всё то же самое, только без императора и все австрийцы. Поэтому ребенка приходится приобщать к скрепам принудительно, невзирая на сопротивление довольно сварливого и уклончивого материала. В приступе отчаяния мать пришла к чату GPT и воззвала: «Чат, напиши текст с ошибками на согласные. Нужны упражнения для первоклассника». Чат сразу воодушевился, засуетился и выдал текст с ошибками, как он его себе представляет. Папа купил дуб. Он принёс дуб в дома и положил на тапел. Мама сказала: «Зачем дуб? Мы же хотели купит тапу!» Потом гаша подошла к дубу и стала его грызть. Папа дал ей тапку, но гаша уже играла с дубом. Мама делала готлеты и слушала, как гаша балуется. Тапа у неё не было, но она смеялась и говорила: — Ах ты моя батенька-гулёнка! *** Пояснение. В тексте допущены ошибки замены: дуб → пуп дома → тома тапел → стол (вместо «стол» — намеренная абракадабра) гаша → собака/Даша (имя или животное) готлеты → котлеты тапа → папа батенька-гулёнка → папенька-хулёнка — Остановись, мгновенье, ты прекрасно, но слегка сбрендило, — осадила мать увлекшийся искусственный интеллект. — Вместо «стола» у тебя намеренная абракадабра, а вместо всего остального — непроизвольная. Давай попробуем еще раз, вот тебе более детальный промпт. Жуй его тщательно. Чат тщательно прожевал промпт и пошел на второй круг, оттопырив локотки: У бабы был гус. Он сидел на табе и делал «га-га». Потом гус побежал в тапу. Баба закичала: «Гусь, не бегай  по  гомнате!» Выглядит как причудливый коктейль из Хармса и «Вредных советов» Остера. Взболтать, не смешивать, украсить оливкой. Ну или готлетой. Попыток было еще несколько, и с каждым новым раундом результаты изысканий становились всё абсурднее и забористее. Дальше их цитировать не буду, чтобы не множить энтропию во Вселенной, просто поверьте на слово. В общем, даже если ИИ заменит человека в космолетостроении, нейрохирургии и бухгалтерии, лишит работы Лео Ди Каприо и Джорджа Мартина и колонизирует Марс, всё равно останется вакансия, которую ему пока что собой не заполнить. Это методист по русскому языку для учащихся начальной школы.