Юрий Рост «Взгляд»

И Ожогов без перехода стал рассказывать одну за другой свои правдивые были....Попался в его капкан колонок и решил отгрызть себе ногу. Отгрыз. Хотел уйти. Глядь, не ту отгрыз. Пришлось еще одну. После этого убежал на двух. Кажись, на передних......Ремонтировал он бензопилу «Дружба», отложил в сторону гайки, а утята – они хватают всё, что блестит, – все гайки проглотили. Подождал, у них в организме ведь быстро. Да. Собрал гайки, а они меньше диаметром стали. В желудке ведь все перетирается. Подложил тогда он и болты. Подождал, пока их перетрут. И точно – подошли болты к гайкам. Он даже не поверил. Решил двадцатикопеечную монету положить – они ее в гривенник перетерли. Невыгодно......Гулял он на свадьбе, а утром рыбачить пошел. Поплевал на червяка и закинул. А тут сазан червяка проглотил, почувствовал перегар (ну было!) и сразу выплюнул его сквозь жабры – не понравился, значит. Второй подплывает, проглотил и выплюнул. И так восемь штук нанизалось....Решили с соседом крышу в баньке поменять. Направленным взрывом. Заложили взрывчатку по науке – тот специалист. Рванули. Глядь, весь сруб поднялся и в его огород перелетел. Целиком. Ни одно бревно не сдвинулось. Динамит оказался импортный и свежий – только завезли. Теперь париться к соседу хожу....Была у меня кавказская овчарка. Вдоль проволоки бегала на строгом ошейнике с шипами в палец. Прихожу ночью домой, слышу: цепью гремит, а не лает от радости. Взял фонарик, свечу, там тигр. Он Шарика моего сожрал с ошейником, шипы в горле и расперлись, а лицензии на его отлов у меня нет. Пришлось цепь отвязать. Пропала цепь. Жалко....Зима только начинается, а свинья, хоть и дикая, она ведь купаться любит. Найдет лужицу, побежит выкупаться, встанет, обмерзнет. На ней корка льда растет. К середине зимы кабанчик превратился в большую глыбу. Мы идем, а тут закат. Косой луч солнца высветил кабана. Глыба-то прозрачная. А охотники глупые: он и так никуда не убежит. Бери, кати домой, около печи ставь. Лед стает, он твой. А может до весны во дворе лежать, как в холодильнике. Так нет – выстрелили. Теперь надо глыбу растаскивать. Колем, а куски в сторону выбрасываем. ...Все разобрали – нет свиньи! Оказывается, поросенок был маленький. Его с куском льда откинули. А большим он казался, потому что у льда коэффициент преломления....Прилетели мы на пожар в 6 утра. Только сели, медведь выскочил из тайги и помял парашютиста. Тот возвращается еле жив, отлеживается и идет бюллетень подписывать, а начальство ему говорит, что травма у него не производственная, поскольку произошла до начала рабочего дня. Если бы с девяти до восемнадцати, тогда другое дело. Ну, в это-то мы поверим?

СЛОВАРЬ ОЖОГОВАЕсть люди, которым веришь. Скажет: приду завтра в семь, а он надует – придет в семь через месяц. С улыбкой. Обстоятельства жизни заставляют его держать себя весело и непринужденно. Иначе кто простит и опять поверит? Человек пунктуальный большей частью мрачен, он есть укор всему, что не вовремя всходит, является не ко времени. Но случаются правдивые люди с вечно хорошим настроением. Их надлежит беречь и держать в охраняемых, заповедных уголках нашей необъятной души. Встреча с таким экземпляром есть обретенное честным путем богатство. Богатством прилично делиться. Вот я и делюсь: пожарный парашютист Валентин Иванович Ожогов со своими правдивыми историями.Сидим на крылечке с летчиками из Дальнереченского отделения воздушной охраны лесов и обсуждаем, как заинтересовать пожарных в том, чтобы пожаров стало меньше. Потому что если леса не горят, то и денег они получают негусто. Тут подходит парашютист Валентин Иванович Ожогов в резиновых сапогах и лихой кепке и, узнав, что в беседе участвует газетчик, говорит на доступном журналисту языке: «Пора покончить с положением, когда хорошо работать плохо, а плохо работать хорошо». Отметив, что произвел приятное впечатление, продолжает: «Я тут читал в одной газете, не помню какой (обложку потерял), про токаря, который наизобретал, как три института, и по пять планов выполнял без брака. Так его чуть со свету не сжили. Без него видимость, что все работают, а с ним вроде как не все. Вот я, к примеру...»И рассказал Ожогов, что зимой, когда пожаров нет, плотничает. И за месяц с напарником может поставить два, а то и три сруба. И ставил, пока ему не сказали: «Что-то много ты, Валентин Иванович, зарабатываешь».– Так ведь за дело, – говорю. – Ну! Дома хорошие. Или не нужны?– Нужны,– соглашаются товарищи парашютисты. – Но все-таки ты много что-то зарабатываешь.– Не ворую же.Тут Ожогов махнул рукой и сказал: «Или другая история про пчел». История про пчел повествовала, что медом можно накормить не только всю страну, но и Австралию, поскольку Ожогов с одного улика получает в десять раз больше меда, чем остальные.Я с недоверием посмотрел на компанию. Никто не потупился. Только Василий Корнилович Полищук, шофер старенького противопожарного автобуса, на двери которого в манере, близкой к реализму, нарисован парашютист (или парашютистка?), повернув кепку козырьком назад, сказал:– Может, они там в Австралии меда-то не едят. На кой им?– Был бы у нас лишний – научили бы. И наменяли б на что-нибудь полезное. На кенгуру, например. Пусть прыгают. Им, говорят, пастухи не нужны, а шерсть настриг и выпускай... Да... Я тут соболя лысого вывел. Два года работал.– На хрена он тебе – лысый? – спрашивает шофер. – А шерсть во время лесного пожара не обгорает. Или у меня еще случай был. (окончвние следует)

Дальневосточный пожарный парашютист Валентин ОЖОГОВ

Правдивый человек всегда симпатичен. Почти.(Ну, если не про. нас).

БЕЛОЙ НОЧЬЮОбычно мы договаривались встретиться в белую полночь у Аничкова моста. Первым приходил Витя Кухаренко. Он приходил вовремя, и именно поэтому первый. Потом приходил я. Кухаренко стоял под незажженным фонарем и перелистывал книгу. Увидев меня, он разводил руками и демонстративно смотрел на часы. Потом мы шли договариваться насчет лодки и не спеша возвращались к мосту. Где-то в час ночи, энергично размахивая не занятой портфелем рукой, к нам подходил Витя Правдюк. Мы с Кухаренко разводили руками и демонстративно смотрели на часы. Это традиция.«На когда мы договорились?» – интересуемся мы. «На полночь, – отвечает Правдюк. – Нет, я точен: сейчас астрономическая полночь. Дело в том, что декретом...» Мы слушаем лекцию про декрет о времени и плывем.Каждое лето в астрономическую полночь мы отправлялись в весельное плавание по Ленинграду.Нева, Фонтанка, Крюков канал, канал Крунштейна, канал Грибоедова, Мойка...Мойка 12. Здесь мы выходим. Квартира Пушкина закрыта, на окнах ставни. Не ждали. На даче, наверное. Но можно посидеть на белых скамейках во дворе. Не долго. Потому что наши университетские друзья Толя и Алла Корчагины ждут нас к двум часам. Не поздновато ли теперь?«Нет, – говорит Правдюк, – дело в том, что по Гринвичу сейчас как раз...»И мы едем. Толя садится к пианино, где некоторые клавиши запали навсегда, или вытаскивает скрипку Гуарнери, сработанную лет сорок назад, и мы выпиваем, закусываем, говорим и поем.Красавица и умница Алла, в которую все мы нетребовательно влюблены, мечет на стол и улыбается: «Как хорошо, что вы добрались».Когда-то она сказала: «Мы договорились и пришли во- время, значит, мы начали стареть». Был такой случай. Потом мы продолжили наши опоздания. Никто ни на кого не обижался. Мы даже не ждали выполнения обещаний. Просто ценили намерения наравне с поступком и любили друг друга. Витя, Толя, Алла, я и Кухаренко.Теперь мы плаваем порознь. Стали точнее. И изменились к лучшему, наверное. А Алла осталась такой же, как много лет назад.